Игорь Тихорский - Лунный свет[ Наваждение Вельзевула. "Платье в горошек и лунный свет". Мертвые хоронят своих мертвецов. Почти конец света]

— Угадал… Откуда про Любу узнал, Глоба?

— Интуиция. Садитесь, поговорим. Что с вами делать, уж больно резать противно. У вас интуиция отсутствует, думать тяжело, однако служите ради Отечества. А я беспомощен, грязен и ничтожен, однако интуиция присутствует. Тренируйтесь. Соображай вы чуть лучше, поймали бы убийцу уже после первого преступления.

— Ты знаешь, кто он?

— Догадываюсь. Большего от меня не добьетесь, гражданин Гадюкин. Всего только догадываюсь. А вы уверены. Сомневаюсь, что люди разделят вашу точку зрения.

— Слушай, одолжи перчатки. У тебя не квартира, а холодильник.

— Всего лишь десять градусов, порядок. А перчатки не мои. Матвей забыл.

— Ты Любу убил?

— Какая глупость.

— Тогда откуда ты все знал? Откуда?

— Слушайте внимательнее. Не скажу.

— И тебе не жалко погибших?

— Нисколько.

— А живых?

— Живых жалко. Но, когда они умрут, жалость исчезнет.

— Глупость! Бред!

— Каждый рассуждает в силу данных ему Богом умственных способностей. А я умнее вас. Поскольку мы на разных полюсах, разговор теряет смысл.

— Умнее ли?

— Естественно, так же, как и всех прочих. Устройство мира несовершенно. Есть умные и остальные. Никто этого не понимает, потому что это выше их уровня восприятия Вселенной. Они могут приблизиться, но обогнать меня — никогда. Одна мамзель призналась: «Я восхищаюсь твоим умом», но в ее устах сие прозвучало подобно насмешке. Я не обижаюсь. Придет время, они поймут. И скоро.

— Как доказывать будешь?

— Молча. Само докажется. Автоматически.

— О’кей, вернемся к Любаше. Поделись своими догадками.

— Не буду. Поймите, я хоть и гениален, однако добр. Я пытаюсь приблизить людей к своему уровню. Чтобы можно было взять этот барьер.

— И какими средствами?

— Подумайте. Делайте это чаще. Заставьте себя.

— И поэтому ты молчишь?

— Да.

— Ладно, понимаю, признание здесь выбить вряд ли удастся. Да столь высокоинтеллектуальное существо и не пойдет на преступление, так? Тогда хоть подскажи. Где искать, кого подозревать, чего еще? Я все равно отсюда не уйду.

— Уйдете. В свой срок. Органические вещества подвержены разложению. Порассуждаем о жизни земной.

Давеча ездил на Невский. Поездка явилась неисчерпаемым источником познания. Возле Гостиного стоят явно больные люди с красными флагами, собирают подписи. Рядом стоят загадочные евреи, продают газету «Русский националист». Чуть дальше — газету «Завтра». Спускаешься в подземный переход — тусовки наркоманов, нищие всех мастей на каждом шагу, оборванные, слепые, черт знает какие, тут же лоточники, патрульные менты незаплативших сажают в «козелок». А на Караванной (знаете?) специализированный музыкальный магазин, там вообще и снаружи, и внутри стены фанатами исписаны. Впору маркер на веревочке вешать, пущай детишки балуются. А обратно возвращаюсь… Думал, только в кино бывают подростковые разборки двор на двор. Заходим с приятелем в один, а там компания амбалов, штук восемь. Подозвали. Бежать поздно. Подошли. Андрей плечи расправил, он солидно выглядит: «Чего надо?» — «С какого двора?» — «С соседнего». — «Женьку Белоусова знаешь?» — «Не-а». — «Во дворе Женьку не знаешь?..» — «Я дальше, вон парадная». — «A-а. Ну ладно». — «Расходимся по-хорошему?» — «А можно по-плохому?» Второй влез: «Да ладно, свои пацаны, соседи». — «А что пьете?» — «„Ред Бул“. Нравится?» Андрей взвизгнул: «Дерьмо». Я так и застыл. Финиш. А амбал: «А мне нравится». Ели ноги унесли.

Девчонки хвастаются, кто сколько раз был в пятьдесят первом отделении милиции. И за что. А Женя юбчонку подоткнула и говорит: «С ними так интересно беседовать».

— Вот что, Костик, ты меня запутал. Я пришел просить помощи, ты не хочешь. Дать подсказку не хочешь. Поговорить о своих товарищах не хочешь.

— Спрашивайте, отвечу.

— Умные у вас в классе есть?

— Матвей.

— В чем это выражается?

— Человек или умный, или нет. Мне его стихи и притчи симпатичны.

— Поведай. На какую тему?

— На одну. Учитель геометрии. Вот притча. Однажды учителя геометрии спросили: «Есть ли у тебя совесть?» И он ответил: «Да. Но она равна нулю».

— Здорово.

— Согласен.

— А стихи?

— Эпиграмма. На него же.

— Давай.

— Во времена «вождя народов»Расстрелян был бы ты, ни дать ни взять.Таких вот нравственных уродовНа месте надо убивать.

— Ладно. Чем тебе еще Матвей глянулся?

— Он единственный, кого я понимаю. Он никогда не злится. Андрей, к примеру, спустя неделю вспомнит и истерику устроит. Однажды так и было. От кого-то услышал, что я будто бы сказал: два его приятеля — законченные алкоголики. Потом слюной брызгал, скакал кругом, аки горный козел. Спустя неделю вспомнил — и опять. Я бы уже и забыл давно. К тому же Андрюша туповат. Раз мы с Матвеем домой хотели зайти, Андрей за нами увязался, а следом наркоман Володя. Матвей, естественно, при Оскольском домой не пошел. В результате бесцельно мотылялись. Оскольский ни хрена не понял — ладно, но Андрей…

— Хорошо. А кого следующим…

— Вопрос не праздный. Мариночку Шведову.

— Значит, Марина. Опять интуиция?

— Угу.

— Смотри. А когда?

— Вот этого…

— Понял, понял. Военная тайна. Молчу. Буду нем как рыба.

— Этого недостаточно. Вы будете немы как могила… Шучу.

— Костик, почему люди такие эгоисты?

— Не согласен. Вам приходилось когда-нибудь обижаться? Все равно на кого — на родителей, друзей, сослуживцев, старух в автобусе?

— Разумеется.

— Отлично. А что вы чувствовали потом?

— Злость, наверное.

— Ага. А если бы у вас убили друга, что бы почувствовали раньше: обиду на судьбу, на кого-либо конкретного или злость?

— Злость раньше.

— Гляньте, что получается. Если обидели вас, то сперва следуют переживания, а уж потом возникает желание отомстить. А если задели ваших друзей, настоящих друзей, то наоборот. В чем же дело?

— Я не согласен с твоими умозаключениями, но позволю закончить мысль.

— Благодарю. Мне кажется, ответ парадоксален. Человечество в первую очередь заботится о своих близких и готово ради них действовать, а уж во второй черед — о себе.

— Это если близкий мертв.

— Или пребывает в затруднительном положении.

— А посмотри на бультерьеров на улицах.

— Я не ставлю их в один ряд с людьми. К сожалению, их становится все больше и больше.

— Норма — понятие большинства. Когда быков станет больше обычных людей, то нормой будут именно они.

— Павел Александрович, вы забываете, что, во-первых, Россия — не вся планета, а во-вторых, когда быков будет большинство, человечество погибнет. Останутся животные в людском обличье.

— Странно слышать подобное из уст человека, который не признает обычных чувств, свойственных каждому.

— Этого я не говорил. О, Павел Александрович, эврика! Озарение. Новая теория… Проявите любопытство?

— Ладно. Итак?..

— Мы все существуем в бреду высшего существа.

— Как?!

— Смотрите. Вы спите и видите сон. Людей, животных, дома, дороги, леса, траву. И вы же во сне можете слышать, видеть, говорить. Вот и идея. Мы все находимся в чьем-то сне. И пока этот кто-то спит и видит нас — мы есть, а стоит ему проснуться — и Вселенная гибнет. Ничего мыслишка?

— Есть над чем подумать.

— Всегда есть над чем подумать. Загадками земля полнится, и от успешного их разгадывания зависит наша дальнейшая судьба.

Глава 5

Люблю человека в томате,

А также люблю в сухарях,

И в супе люблю, и в столичном салате,

Люблю человека и славлю в веках.

У Паши Непринцева украли ручку. Ручка была с золотым пером, с маленькими смешными белыми звездочками американского флага и изящным колпачком.

Ручку украли, сомнений нет. Паша никогда не забывал, где оставлял свои вещи. Пестро раскрашенный «паркер» всегда красовался на краю старого рабочего стола. Теперь он исчез. Угас, подобно падучей звезде. Пропал во тьме веков.

К сожалению, в кабинете перебывало очень много народу, и, когда Непринцев хватился, было слишком поздно искать подлого обидчика.

Паша задумался. Поплакал горючими слезами. Составил подробный список заходивших и отправился по этажам.

У каждого внесенного в список Паша невзначай, посреди глупого трепа, просил ручку. Никто не вызывал подозрений.

Наконец «паркер» удалось обнаружить и изъять у растерянного таким поворотом событий Юдина. Непринцев поразмыслил, не набить ли Юдину морду, сверил весовые категории и с грустью удалился.